>>39945 (OP)
Крайне редкий случай, когда высшая натура в такой степени обладает разумом, что понимает обывателей и обращается с ними, как они есть; в большинстве случаев она верит в собственную страсть как в нечто неявно присущее всем людям, и именно эта вера исполняет ее пыла и красноречия. Если же и такие исключительные люди не чувствуют себя исключениями, как должно было им удаваться когда-либо понимать пошлые натуры и достойным образом оценивать правило, исключениями из которого они являются! -–и вот сами они разглагольствуют о глупости, негодности и нелепости человечества, изумляясь тому, сколь безумны судьбы мира и почему он не желает сознаться себе в том, что “ему нужно”. – Такова извечная несправедливость благородных.

Вера, понятая как единоверие, все еще вызывает отвращение и новую похотливость в более утонченных головах, и уже медленный темп, предписываемый ею всем духовным процессам, это подражание черепахе, признанное здесь за норму, делает художников и поэтов перебежчиками -–в этих-то нетерпеливых умах и разражается форменная тяга к помешательству, ибо помешательству свойствен такой веселый темп! Итак, требуется добродетельный интеллект – ах! я хочу употребить самое недвусмысленное слово – требуется добродетельная глупость, требуется незыблемый метроном медленного ума, дабы приверженцы великой совокупной веры пребывали совместно и продолжали танцевать свой танец: этого властно требует самая первостепенная нужда.

Постмодернисты это такие романтики, которым надоело правило и они тянутся к крайним случаям (исключениям и всякому подобному).
Например, в обычных условиях высказывание "я только что выпил кофе" деконструировать - не получится. Потому что это обыденная, ежедневная ситуация, и здесь честный ответ есть честный ответ по сущности. Здесь нет никакого психоаналитического или марксистского или дерридианского умысла: человек выпил кофе и честно говорит что только что выпил кофе.
Однако если такое же предложение будет звучать в кабинете психоаналитика (крайний случай - очень малое количество людей ходят к психоаналитикам) - то вот это им сразу становится интересным, и они с позиции этого начинают выносить суждение о мире. Но это - методологическая ошибка, и делать так - нельзя (это превращает мысли в сущий вымысел).
Поэтому, правильный ответ на твой вопрос это:
Последнее благородство. Что же делает “благородным”? Конечно, не то, что приносят жертвы: и буйный сладострастник приносит жертвы. Конечно, не то, что вообще предаются страстям: есть и постыдные страсти. Конечно, не то, что бескорыстно делают что-то другим: быть может, как раз в благороднейшем и явлена величайшая последовательность своекорыстия. – Но то, что страсть, охватывающая благородного, есть некая особенность, неведомая ему, - применение редкого и единичного масштаба и почти умопомешательства – чувство жара в вещах, предстающих всем другим холодными на ощупь, - разгадка ценностей, для которых еще не изобретено весов, - жертвоприношение на алтарях, посвященных неведомому Богу, - храбрость без взыскания почестей – самодовольство, обладающее избытком и сообщающееся людям и вещам. Словом, редкое качество и пребывание в неведении относительно этой редкости – вот что до сих пор делало благородным. Но пусть при этом примут во внимание, что таким путем были несправедливо оценены и в целом оклеветаны в пользу исключений все обычные, наиболее свойственные человеку и необходимые качества, короче, все содействующее сохранению рода и вообще всякое правило. Стать защитником правила – таковой, пожалуй, могла бы быть последняя форма и утонченность, в которой проявится на земле благородство.

>>69378
Вот у него из последнего.
Это точно для идеологии страны подходит?

Чадаев ставит интересный вопрос. Схематически Карл Шмитт в статье «Планетарное напряжение между Востоком и Западом» и в «Земле и Море» дал на это такой ответ. Технологическое развитие - это особенность цивилизации Моря. Царица морей, буржуазная демократия, индивидуализм и паровая машина связаны между собой концептуально. Постоянно изменяющаяся стихия безграничной воды порождает технические изобретения (и кстати, по замечанию ряда историков гомоэротизм - вспомните знаменитое «женщина на корабле» как признак катастрофы). Кстати пиратство и футбол (первыми футболистами были пираты, гонявшие от скуки по палубе мертвую голову) оттуда же.
Очевидно, что у цивилизации Суши с техникой все сложно. Она продуцирует ее скорее для того, чтобы отбиваться от цивилизации Моря. На Суше все одно и то же, люди наблюдают сезоны, постигают суть времени. Их пространство фиксировано и заполнено. Их нравы неизменны, мораль строга, традиции соблюдаются неукоснительно. Прогресса нет. Царит вечность, и дух во всех областях утверждает свое превосходство над материей.
Может быть поэтому китайские Императоры в какой-то момент приняли непростое решение сжечь весь свой флот. На кораблях с китайскими матросами что-то происходило, и они возвращались в порты другими людьми - токсическими и несущими в себе зерна распада души и психической эпидемии. У Жана Рэ тайным капитаном зловещих кораблей выступает дьявол (рассказ «Тот конец улицы», мы озвучили его с Евгением Головиным в одной из программ Finis Mundi). Отсюда же Летучий Голландец . “Fly Dutchman играет Шопена.» (Е.Головин)
В таком же духе оценивает технику Фридрих Георг Юнгер («Совершенство техники»). Это отчуждение человека от структур бытия, патогенное разрастание материального опосредования и утрата человечности. Техника как драйвер дегуманизации.
По Шпенглеру («Закат Европы»), трансформация живой культуры в мертвую цивилизацию случается в тот момент, когда угасает дух, а техника его заменяет. Шпенглер говорил о «раскрепощенной технике» как о прелюдии к глобальной катастрофе.
Хайдеггер видит в технике метафизику, то есть растущее забвение о бытии.
Везде среди этой линии в осмыслении техники техника мыслится как проклятие.
В архаических обществах так же. Это проклятая часть (Ж.Батай). В той мере, в какой она есть, она опасна (кузнецы, техники par excellence селились по отдали от остальных именно по этой причине - они в своей индустриальной стихи слишком близко стоят ко чистому злу, сопряженному с подземной природой металла и постоянным взаимодействием с адским огнем).
Увлечение техникой и даже одержимость ей начинается при переходе от христианской цивилизации к нехристианской и антихристианской. Совпадение? Никто не думает, что совпадение. Проклятие есть проклятие.
В таком случае и пираты, и перверты-матросы, и колонизация, и рабовладение, и жестокие садисты англосаксы, и материализм, и атеизм, и переход от культуры к цивилизации, и холодная стихия капитализма, и хаотическая демократия, и связь всего этого приобретает смысл.
Чадаев обратил внимание на связь фигуры изобретателя с извращенцем. Теперь она становится более понятной. Но исключите, пожалуйста, монахов. Если они что-то и придумывали, то вероятно, из-за тесного общения с падшими духами, что является одной из сторон монашеской духовной брани с ними. Ведь далеко не всегда человек одерживает в ней победу, иначе все было бы слишком просто.
Все это мы наглядно наблюдаем в постгуманизме, цифровизации, одержимости нейросетями. Техника не нейтральна. Она и правда, с чего начинает Чадаев, тесно связана с культурным кодом. Духовная культура ограничивает технику, допуская ее только в той мере, в какой ее можно подвергнуть экзорцизму, изгнать из нее «дух техники», а это нетривиальная задача.
И наоборот как правило развитие техники идет как по маслу в тех цивилизациях, которые присягают сатане. В принципе, первыми технологами были черные маги.