>>650578
Летом мы с Шуриком жили у дедушки. Шурик — это мой младший брат. Он ещё в школе не учится, а я уже в пятый класс перешел. Только он всё равно меня не слушается… Ну и не надо!.. Когда мы приехали, так сейчас же обыскали весь двор, облазили все сараи и чердаки. Я нашёл стеклянную банку из-под варенья и круглую железную коробочку от гуталина. А Шурик нашёл старую дверную ручку и большую калошу на правую ногу. Потом мы чуть не подрались с ним на чердаке из-за удочки. Я первый увидел удочку и сказал:
— Чур, моя!
Шурик тоже увидел и давай кричать:
— Чур, моя! Чур, моя!
Я схватил удочку, а он тоже вцепился в неё и давай отнимать. Я рассердился — как дёрну!.. Он отлетел в сторону и чуть не упал. Потом говорит:
— Подумаешь, очень нужна мне твоя удочка! У меня есть калоша.
— Вот и целуйся со своей калошей, — говорю я, — а удочку нечего рвать из рук.
Я отыскал в сарае лопату и пошёл копать червей, Чтобы ловить рыбу, а Шурик пошёл к бабушке и стал просить у неё спички.
— Зачем тебе спички? — спрашивает бабушка.
— Я, — говорит, — разведу во дворе костёр, сверху положу калошу, калоша расплавится, и из неё получится резина.
— Ещё чего выдумаешь! — замахала руками бабушка. — Ты тут и дом весь спалишь со своим баловством. Нет, голубчик, и не проси. Что это ещё за игрушки с огнём! И слушать ничего не желаю.
Тогда Шурик взял дверную ручку, которую нашёл в сарае, привязал к ней верёвку, а к другому концу верёвки привязал калошу. Ходит по двору, верёвку за ручку держит, а калоша за ним по земле ездит. Куда он — туда и она. Подошёл ко мне, увидел, что я червей копаю, и говорит:
— Можешь не стараться: всё равно ничего не поймаешь.
— Это почему? — спрашиваю.
— Я заколдую рыбу, и письку твою заколдую.
— Пожалуйста, — говорю, — колдуй на здоровье.
Я накопал червей, сложил их в коробочку и пошёл к пруду. Пруд был позади двора — там, где колхозный огород начинается. Насадил я на крючок червяка, уселся на берегу и забросил удочку. Сижу и будто за поплавком слежу. А на самом деле вспомнил Светку из пятого "Б", и расстегнул ширинку. Но Шурик подкрался сзади и давай кричать во всё горло:
Колдуй, баба, колдуй, дед,
Колдуй, серенький медведь!
Колдуй, баба, колдуй, дед,
Колдуй, серенький медведь!
Я решил молчать и ничего не говорить, потому что с ним всегда так: если скажешь что-нибудь, ещё хуже будет. Да и кончить хотелось.
Наконец он наколдовался, бросил в пруд калошу и стал её по воде на верёвке таскать. Потом придумал такую вещь: бросит калошу на середину пруда и давай в неё камнями швырять, пока не утопит, а потом начинает её со дна на верёвке вытаскивать.
Я сначала молча терпел, а потом как не вытерплю:
— Пошёл нахуй отсюда! — кричу. — Ты мне весь кайф обломал!
А он говорит:
— Всё равно ничего не поймаешь: заколдована рыба, и писька у тебя опять маленькая.
И хлоп калошу мне между ног! Я вскочил, схватил палку — и к нему. Он давай удирать, а калоша за ним на верёвке так и скачет. Но не убежал от меня. Я его палкой по жопе переебал, ногами отхуярил и обоссал всего.
Вернулся я к пруду и стал снова дрочить. Дрочил, дрочил… Уже солнышко высоко поднялось, а я всё сижу да наяриваю. Не идет малафья, хоть тресни! На Шурика злюсь, прямо убить готов. Не то чтоб я в его колдовство поверил, а знаю, что, если не кончу, придушу гаденыша. Уж чего я ни делал: и покрепче сжимал, и нежнее, и гуталином смазал, и в банку с червями засовывал — ничего не выходит. Захотелось мне есть, пошёл я домой, вдруг слышу — кто-то в ворота колотит: «Бум-бум! Бах-бах!»
Подхожу к воротам, смотрю, а это Шурик. Достал где-то молоток, гвозди и прибивает к калитке дверную ручку.
— Это ты для чего прибиваешь? — спрашиваю.
Он увидел меня, обрадовался:
— Хи-хи! Рыболов пришёл. Где же твоя рыба?
Я говорю:
— Ты зачем прибиваешь ручку? Здесь же есть одна ручка.
— Ничего, — говорит, — пусть две будут. Вдруг одна оторвётся.
Прибил ручку, и ещё у него один гвоздь остался. Он долго думал, что с этим гвоздём делать, хотел его просто в калитку загнать, потом придумал: приложил калошу подошвой к калитке и стал её гвоздём приколачивать.
— А это для чего? — спрашиваю.
— А я туда насру. Кто-нибудь подумает, что там что-то есть и руку засунет.
— Просто глупо, — говорю я.
Вдруг смотрим — дедушка с работы идёт. Шурик испугался, давай отрывать калошу, а она не отрывается. Тогда он встал, загородил калошу спиной и стоит.
Дедушка подошёл и говорит:
— Вот молодцы, ребятки! Только приехали — и… Какой это пидор гнойный придумал к калитке вторую ручку прибить?
— Это, — говорю, — Шурик.
Дедушка только крякнул.
— Ну что ж, — говорит, — теперь пиздец Шурику. Не хотел я его пороть, да придется.
Тут дедушка заметил калошу:
— А это ещё что за нахуй?
Я так и фыркнул. «Ну, — думаю, — сейчас Шурику от дедушки полный пиздец будет».
Шурик покраснел, сам не знает, что тут ответить.
А дедушка говорит:
— Это что ж? Это, наверно, ты насрать туда хотел, сученыш, чтобы я опять в твое дерьмо вляпался? Очень остроумно придумано. Коля, принеси из бани розги.
— Я больше не будууу... — заныл Шурик.
— Да неужто?
— Честное слово!
— Я тебе не верю. — грозно сказал дедушка. Тем временем, я притащил охапку розог. Шурик аж обмочился со страху, но это его не спасло. Дедушка приспустил ему обмоченные шорты с трусами, оголив дрожащие ягодицы. Потом привязал Шурика к скамейке, взял несколько прутьев и стал с оттяжкой сечь его. Шурик завизжал и задергался. Дедушка распалялся все больше, брызнула кровь. Иссеченая кровавыми полосами дергающаяся жопа Шурика почему-то вызвала у меня возбуждение. Я достал хуй и стал наяривать. Дедушка увидел это и улыбнулся.
— Засади-ка этому пидарку до самой глотки!
Я лег на Шурика и с размаху вогнал ему хуй без смазки. Шурик заорал уже совершенно дурным голосом. Я стал быстро ебать Шурика, запахло говном. Через минуту я кончил в него. Член был обильно измазан коричневым. Так что, когда Шурика отвязали, ему пришлось еще облизать все дочиста. Чуть не вырвало его, но дедушка пообещал, что если тот сблюет, то запорет его до смерти.
А на Светку из пятого "Б" я больше не передергиваю. Зачем это, когда у меня есть Шурик. Теперь уже не колдует, петух ебаный.